Хейдер. Перечеркнутый герб Ланграссена - Страница 109

109

Еще летом грех было жаловаться на службу. Грошовое жалованье удавалось потратить в единственном трактире, притулившемся в соседней с крепостью деревеньке. Там же солдаты изредка подрабатывали по хозяйству, то перекрывая кому-то крышу, то отправляясь на сенокос. Большинство старожилов в этой же деревне обзавелись семьями, надежно пустив корни. Казалось бы, живи и радуйся. Но господин посчитал, что летом надо в поход, и сорвал с насиженных мест большую часть солдат, оставив горстку отдуваться за всех сразу. Караулы сменялись день через день, редкий гарнизон с трудом успевал расчистить от снега центральные проходы, крестьяне почти не видели в таверне замордованных службою солдат.

Вдобавок ко всем привычным бедам добавилась новая напасть. В начале месяца в горах пропали двое охотников, ушедших за горными козлами. Остатки их одежды нашли три дня назад. Молодой пастух, вздумавший прогуляться в дальний лес за дровами, бросил остатки своего завтрака и примчался в крепость быстрее ветра. Хорошо вооруженные следопыты осмотрели место гибели крестьян и сообщили неутешительную весть: рядом с крепостью завелся дикий зверь. Для снежного барса след был достаточно крупным, но и на медвежий не походил. Покрутившись по лесу, солдаты нашли еще кучу чужих мелких отпечатков и постарались убраться под защиту надежных стен до того, как солнце спряталось за скалы. Больше пока никто не пропал, но и гарнизон, и деревня замерли в ощущении близкой беды. С наступлением сумерек единственная дорога пустела, и терпящий убытки трактирщик крыл самыми грязными словами неведомое чудовище, посмевшее высунуть нос из полуобвалившихся пещер.

Ночами караульные больше не отсиживались по укромным углам, а вслушивались в завывания ветра, внимательно разглядывая игру теней в неверном свете северного сияния, да шарахались в стороны от редких птичьих криков. Шутника, вздумавшего изобразить жуткие следы во дворе крепости, били всей казармой. А беспородную дворнягу, прибившуюся прошлого весною, всячески ласкали, кормили на убой и брали с собою на ежевечерний обход складов, опустевших оружейных комнат и подвалов.

Лишь самый старый дед, разменявший уже девятый десяток, черными ночами ковылял без боязни из трактира да распевал лихие песни, смущая соседей. На любые вопросы он лишь довольно хихикал и поминал проклятых рыбаков, которые в молодости также полезли в далекие пещеры, за что поплатились головами, разбудив лохматое чудовище. Неизвестный зверь тогда выбрался наружу, преследуя идиотов, и задрал трех коров в стаде, попавшемся ему по дороге. Но потом вернулся назад к своим подземным делам и больше нос на свежий воздух не показывал. Вот и сейчас охотники сунулись, куда не следует, за что и отдали дань Гударам. А коль зверя не беспокоить, то и опасаться нечего. Делать ему больше нечего, как по морозу шастать и по льду лапы морозить…

Неизвестно, так ли это, но за стариком немедленно закрепилась слава блаженного, а хитрая знахарка сумела распродать еще один спешно изготовленный запас амулетов и наговоренных снадобий. Местный прогуст дико завидовал ловкой бабе, собирая при том полную церковь чуть ли не каждый день. Но бедные прихожане с трудом могли наскрести лишнюю монетку-другую, предпочитая просто молиться. А дремучие в своем невежестве солдаты предпочитали тратиться на заговоренные камни, больше доверяя веками проверенным заклятьям знахарки, чем модным песнопениям церковника. Оберег за пазухой все же надежнее, когда стучишь зубами от холода и страха на стене, чем заунывное бормотание плешивого мужика в жарко натопленном храме. Вот если бы брата-прогуста рядом с собою поставить, когда с копьем по холоду бродишь, тогда другое дело. В крайнем случае, толстого монаха можно скормить зверю первым, успев удрать за подмогой…

Помотав головою, стражник помянул всех темных богов в целом и каждого в отдельности, удивившись кривой дорожке, по которой успели пробежаться невеселые мысли. Услышав звонкий удар колокола, солдат обрадовался и принялся растирать прихваченные морозом уши и нос. Еще чуть-чуть, пока поднимется наверх следующий бедолага, и можно сдавать пост. А там — жарко натопленная казарма, горячий грог и блаженный отдых. Пока не получишь затрещину от тиорена и не услышишь хриплый голос:

— Чего дрыхнешь, лежебока? Твой хинк пришел, поднимайся, лодырь…

Устроившись рядом с братом, Берра с интересом разглядывал, как Гэйлин бережно полирует зеркальный толстый металлический лист, украшенный замысловатой вязью по краям. Смешно сморщив нос, кругленький гном не сдержал любопытства и спросил:

— И не жалко отдавать? Редкая вещь, как ни крути. Каждому бродяге такие подарки делать — без штанов останемся.

— Не жалко, — спокойно ответил глава клана, бережно положив непонятный предмет на стол.

— С каких это пор? — удивился Берра, недоверчиво уставившись на брата. — Не замечал за тобою неожиданной щедрости.

— Не мели глупости, — рассердился обладатель роскошной черной косматой бороды. Вытянув вперед тумбообразные ноги, здоровяк усмехнулся и ткнул пальцем в приоткрытый мешок, лежавший у стола: — Вон еще два «певуна» лежат. Один мне, другой тебе. А свой старый, так и быть, путанику отдам. Пусть пользуется.

— Откуда богатство? — тут же запустил руки в мешок младший из братьев. Достав оттуда полированное чудо, он с любовью пробежал пальцами по рунам, бормоча что-то себе под нос. Прижав добычу в груди, снова уставился на Гэйлина и уже сердито заворчал: — Что за дурная привычка цедить по полслова за день! Может, я в твоей захоронке еще что полезное найду!

109